КАРТИНКИ С ФАБРИКИ СОГЛАСИЯ. Ноам Чомски.

352

Ноам Чомски о системе пропаганды в "демократическом" обществе. Михаил ЦОВМА Значение работ известного американского ученого и общественного деятеля Ноама Чомски признается во всем мире. В лингвистике его роль столь велика, что некоторые сравнивают его вклад в эту область с вкладом Фрейда в психологию или Руссо в общественную мысль. В то же время Ноам Чомски широко известен и как политический комментатор, который начиная с начала шестидесятых годов активно участвовал в движении протеста против американской агрессии в Индокитае, а затем в Латинской Америке и на Ближнем Востоке. Темами его работ стали внешняя политика США, в особенности по отношению к странам Третьего мира, новый мировой порядок, и то, что он сам называет "системой промывания мозгов в условиях демократии". Один из его друзей, посетивший в начале восьмидесятых годов Польшу с удивлением обнаружил, что образованные поляки считают, что на самом деле существует два Ноама Чомски - лингвист и политик, просто у них не укладывалось в голове, что один человек мог внести столь значительный вклад сразу в две столь значительные области. В России имя Чомски до последнего времени было мало кому известно, разве что некоторым лингвистам. Ни одна из его политических работ, за исключением маленького отрывка из его статьи о новом мировом порядке по недоразумению появившегося в газетах "24" и "День", не переведена на русский язык (видимо потому, что Чомски не вызывал особых симпатий как у советского бюрократического монстра, так и у нового, вполне проамериканского демократического режима. Надеемся, что эта статья обратит внимание читателей на идеи и деятельность этого человека и сослужит добрую службу, помогая нам разобраться в том как работает формально-демократический механизм, возникающий сегодня и на территории бывшего Восточного блока. Ноам Чомски родился в 1928 году в Филадельфии в семье эмигрантов, выходцев с Украины. Родители определили его в экспериментальную школу, поскольку уже в раннем возрасте он проявлял многочисленные таланты. Десятилетним мальчиком он уже писал статьи, защищая испанских анархистов, сражавшихся против Франко. Окончив университет и получив диплом доктора философии в области лингвистики, он начал преподавать в одном из самых престижных университетов США - Массачусетском Технологическом Институте (MIT). К началу шестидесятых его карьеру можно было считать удавшейся - у него была интересная работа, в которой ему удалось сделать поистине революционные открытия, любимая семья и дом в пригороде. Но он слишком рано разглядел вьетнамскую войну и начал высказываться против нее задолго до того, как мощное антивоенное движение сделало подобные высказывания достаточно безопасными. Он отказался платить налоги (и продолжал не платить до середины 70-х) и участвовал в организации помощи призывникам, не желавшим идти в армию. В середине шестидесятых он активно участвовал в антивоенных демонстрациях, после которых ему приходилось делить камеру с другими "статусными интеллигентами" - доктором Бенджаменом Споком, Норманом Мейлером... В 1967 году "Нью-Йоркское книжное обозрение" опубликовало его статью "Ответственность интеллектуалов", которая сыграла огромное значение в определении того, каким будет антивоенное движение, но которую Чомски, по собственному признанию, так и не читал - статья на самом деле представляла собой расшифрованное с магнитной ленты его выступление перед студентами. Этот невольный "литературный экспромт" оставил имя Чомски в один ряд с именами других писателей-бунтарей - Торо и Эмерсона. В чем же заключалась "ответственность интеллектуалов"? В том, чтобы "говорить правду и разоблачать ложь". С тех пор Чомски не прекращает своей активной общественной деятельности. Он много пишет на международные темы, выступает на конференциях и в студенческих кампусах. Расписание его лекций известно на пять лет вперед, потому что желающие пригласить его уже давно выстроились в длинную очередь - не потому, что он отказывает, а потому, что их действительно много. Книги Чомски обречены на то, чтобы стать бестселлерами (в том смысле, в каком могут стать бестселлерами книги, приходящие к столь радикальным и нелицеприятным для западной демократии выводам). И все же, несмотря на то, что его статьи и толстые тома появляются с завидной регулярностью, Чомски не считает себя писателем. Впрочем, примерно такого же мнения придерживаются "Нью-Йоркское книжное обозрение" и американские академические журналы, которые начиная с 1972 года, когда в Америке началась активная борьба с так называемым "кризисом демократии", не опубликовали ни одной его статьи или рецензии на его книги. Поэтому неудивительно, что человек широко известный и почитаемый за рубежом, у себя на родине известен гораздо хуже. Причины этого обнаружить несложно, и мы вернемся к этому чуть позже, когда будем рассказывать о взглядах Чомски на "систему промывания мозгов при демократии". Скажем только, что снятый не так давно документальный фильм "Производство согласия: Ноам Чомски и медиа" (Manufacturing Consent: Noam Chomsky and the Media), получивший призы на престижных международных фестивалях, получил мягко говоря чень критическую оценку в "Нью-Йорк Таймс", причем имя Чомски не упоминалось вообще. Несмотря на то, что он, если верить все той же "Нью-Йорк Таймс", является "вероятно самым значительным из всех живущих ныне интеллектуалов", фильм так и не был показан ни по одному из общенациональных телеканалов и сумел пробиться лишь на несколько местных кабельных каналов. (Что касается "Нью-Йорк Таймс", то пусть вас не обольщает приведенная цитата, которой обычно пользуются авторы рецензий на книги Чомски. В следующем предложении журналист "Нью-Йорк Таймс" задает читателю вопрос: "А если это так, то как он может писать такие ужасные вещи об американской внешней политике?") Радикализм политических работ Чомски, по крайней мере в сравнении с господствующей идеологией, вызывает недовольство и иногда даже страх нтеллектуального истэблишмента, старающегося всячески принизить значение его ворчества. Его идеи пытаются исказить, игнорировать или представить в смешном виде. Это вовсе не удивляет и не беспокоит Чомски. Напротив, "диссидент должен начать беспокоиться, если его начинает принимать мэйнстрим. В этом случае он, наверное, делает что-то не так, иначе подобное поведение истэблишмента не имеет смысла. Почему институты вдруг оказываются восприимчивы к критике в свой адрес?" Знакомство с работами Чомски неизбежно приведет нашего читателя, воспитанного на недоверии к советской пропаганде и вкушающего ныне демократическую пропаганду о достижениях западной цивилизации, к вопросу: "а может ли в условиях западной демократии иметь место то, о чем пишет автор?" Язык официальной западной пропаганды цветист и афористичен, так же как и "новояз" Оруэлла. Для западного читателя, обладающего минимальными способностями видеть мир не только таким, каким он представляется в масс медиа, достаточно очевидно, что роман Оруэлла "1984" в той же степени относится к западному обществу, как и к Восточному блоку. Характерно, что приближение 1984 года в свое время вызвало не только традиционную пропагандистскую кампанию " официальных средствах массовой информации на Западе, но и целый поток более критических произведений, среди которых были статья Чомски "1984: оруэлловский и наш", песня группы Dead Kennedys "Калифорния юбер аллес" и многие другие. Как считает Чомски, "промышленно развитые капиталистические страны мало чем напоминают оруэлловскую Океанию, хотя основанные на терроре и пытках режимы, навязанные и поддерживаемые ими в других странах достигают уровня насилия, какой не описывал даже Оруэлл". Тем не менее, они достаточно далеки от идеала демократии, поскольку основываются на манипуляции общественным сознанием. "Пропаганда для демократии это то же самое, что и насилие для тоталитаризма. Ее техника отточена до уровня высокого искусства и превосходит все мечты Оруэлла". У жителей западной "Евразии" были и есть все основания вспоминать Оруэлла, поскольку всякий раз, когда Соединенные Штаты вторгались в какую-нибудь небольшую страну, гражданам напоминали, что "война это мир", а "свобода это рабство". В войне между Евразией и Океанией, победила Евразия, но это означало лишь, что машина ее противника, зеркально ПОВТОРЯВШАЯ ее собственную, одержала победу, тем самым оставив в неприкосновенности основные принципы. Зачастую реалии представляются правящими классами и их идеологами с поразительной откровенностью. В свое время ведущая ежедневная деловая газета "Файненшл Таймс" опубликовала статью, которая называлась "Падение советского блока оставило Международный Валютный Фонд и "Большую Семерку" править миром и создавать новый имперский век". Итак, как же, по мнению Чомски, действует пропагандистская машина демократического общества? Несмотря на все глубинные и поверхностные сходства между системами пропаганды и контроля за обществом в странах Восточного и Западного блоков, или при тоталитарных режимах и в условиях формальной демократии, между ними существовали и значительные отличия. Несмотря на наличие развитой пропагандистской системы, тоталитарные режимы опирались прежде всего на силу репрессивного аппарата. Напротив, буржуазные демократии по крайней мере формально предоставляют свободу слова и объединений. В то время как они также в значительной степени опираются на применение силы, тот факт, что существуют свобода слова и объединений, заставляет систему больше считаться (или по крайней мере серьезно беспокоиться) о том, что люди думают. Именно поэтому фальсификации играют значительно более важную роль в поддержании порядка. При буржуазной демократии действительным врагом правящих элит в конце концов является способность людей мыслить. Стремление к сохранению властного статус кво диктует необходимость контроля за мыслями, "производства согласия". В рассмотрении этих тем Чомски в основном сосредотачивается на роли средств массовой информации в демократических обществах, причем в основном опираясь на то, как работают масс медиа в США. В то время как американские медиа безусловно обладают своей спецификой (так, например, американская пропагандистская модель сочетает в себе казалось бы мало совмещающиеся друг с другом минимальный контроль со стороны государства и исключительную услужливость медиа по отношению к этому государству), выводы, которые делает Чомски и его соавтор Эдвард Герман, имеют достаточно универсальное приложение. Основные пропагандисты идей в буржуазных демократиях выдвигают идеи, согласующиеся с интересами элит. Все, начиная от спектра мнений, представленного в средствах массовой информации, вопросов, которые выделяются особо, времени появления тех или иных тем, источников, которые считаются заслуживающими доверия и кончая интерпретацией роли, которую играют сами СМИ, - все это является высокофункциональными средствами на службе власти и они используются в соответствии с нуждами государства и различных властных группировок. Здесь следует обратить внимание на то, как взаимосвязаны между собой принципы действия масс медиа и общие механизмы общественной власти. Если мы обратимся к самому понятию "демократия", то нетрудно заметить, что как и многие понятия, имеющие отношение к политике, оно имеет по крайней мере два совершенно различных смысла. Есть словарное определение демократии, которое говорит, что та или иная система демократична в той степени, в которой граждане могут участвовать в принятии основных решений, касающихся общества. Есть и другой, так сказать "оруэлловский" смысл понятия "демократия". В этом значении оно обычно и употребляется в американском (а теперь все больше в международном) "новоязе", означая, что демократическими являются общества, в которых действительная власть принадлежит бизнесу, конкретно - бизнесу, находящемуся в зависимом положении по отношению к тому, что стоит у власти в Соединенных Штатах. Итак, на вершине пропагандистской системы как раз и находятся различные взаимосвязанные между собой элиты, в основном предпринимательские и правительственные, которые зачастую пересекаются. Они, или по крайней мере их важные секторы, в основном свободны от иллюзий, поскольку для того, чтобы сохранять свое положение в мире они должны более или менее отчетливо понимать, как он устроен. Понимая каковы их действительные интересы, какие стратегии необходимы для их отстаивания, и наконец, понимая, что их собственные интересы противоположны интересам большинства населения, элиты осознают необходимость насаждения "необходимых иллюзий" вне своего круга. Элиты также в некоторой степени подвержены тому, чтобы в конце концов верить тому, что сами говорят, но по крайней мере часть представителей элит действительно свободна от иллюзий. Вторую группу действующих лиц в пропагандистской машине составляют журналисты и "светское духовенство", в основном состоящее из академиков и различных экспертов. Представители этой группы обычно достигают своего положения, пропагандируя взгляды, отвечающие интересам элиты, причем они также склонны верить в то, что говорят. Третью группу составляют представители образованного и политически активного среднего класса. Именно они и являются основными "мишенями" или объектами пропаганды, поскольку потенциально обладают достаточными ресурсами и способностями к политической деятельности. Чомски считает, что "большинство этих людей не гангстеры", поэтому, например, они в принципе могли бы активно выступить против военной агрессии США в ту или иную страну, если бы располагали достаточной информацией о том, что действительно происходит. Четвертую группу составляют политически неорганизованные "низшие классы", которые в меньшей степени выигрывают от существования этой системы. Они, по мнению Чомски, представляют наименьшую угрозу для системы, поскольку в гораздо меньшей степени интегрированы в нее ("Они не часть системы, а всего лишь зрители"), к тому же не обладают достаточными ресурсами и возможностями для коллективного действия. Эта часть населения гораздо менее "образована" и "индоктринирована системой", поэтому ее активно пытаются отвлечь от политической деятельности с помощью зрелищных мероприятий, бытовых интересов и религиозного фанатизма, который зачастую принимает фундаменталистский характер. Основное внимание при рассмотрении данной пропагандистской модели Чомски уделяет именно "идеологическим институтам" и "господствующей интеллектуальной культуре и ценностям, которыми она руководствуется". Отчасти это вызвано его представлениями о том, какая часть пропагандистской модели играет более важную роль, отчасти его собственным положением и способностью к анализу тех или иных ее частей (он, например, также уделяет большое внимание системе образования и ее роли в индоктринировании и контроле за образом мышления). Чомски представляет многочисленные примеры того, как работает пропагандистская машина, делая вывод о том, что информация в большинстве случаев в значительной мере и систематически искажается. Отклонения от "ортодоксии", особенно среди тех, кто имеет возможность обратиться к более или менее широкой аудитории, неизбежно вызывают санкции. Что касается информации, проходящей средствах массовой информации, то присутствующие в ней искажения не являются в большинстве случаев прямой фабрикацией лжи, скорее речь идет о систематическом ограничении поля восприятия или выделении тех или иных моментов. Так, например, во время войны в Персидском заливе основная масса информации жестко контролировалась военным и дипломатическим ведомствами, причем в этой ситуации представители СМИ либо почти не замечали этого, либо не ставили правомерность подобных действий под сомнение. В результате создавалась замечательная возможность для манипуляций - о мирных инициативах Ирака перед войной или о масштабах и характере жертв и разрушений в результате бомбардировок иракской территории либо не сообщалось вовсе, либо всякая информация, касающаяся этих тем представлялась как незначительная или не подтвержденная. Репортажи CNN из зоны конфликта получили явно негативную оценку со стороны официальных представителей администрации, в то время как делался явный упор на очень "личные" истории о том, как воюют "наши мальчики". (Параллели с российской ситуацией, надеюсь, проведут сами читатели. Отмечу лишь, что по сравнению с США, например, у нас существуют некоторые отличия, в частности явно неустоявшийся характер "демократии", который приводит к возможности более активного вмешательства режима в то, как события освещаются в СМИ, а с другой стороны, пережитки того, что некоторое время назад Россия была фактически "самой свободной страной".) Можно, конечно, спорить о том, насколько именно средства массовой информации (как центральный момент рассматриваемой Чомски пропагандисткой модели) обеспечивают "производство согласия". Безусловно, не только наличие или отсутствие достоверной информации о существующем режиме обеспечивает это "согласие". Скорее, здесь играет важную роль материальные интересы, цинизм, отсутствие сколь-нибудь значимой заинтересованности в общественных проблемах и т.д. Но тем не менее, определенные аспекты фабрики согласия показаны Чомски очень хорошо. Чомски приводит один случай на примере которого показывается, в какой степени существующая пропагандистская модель может контролировать содержание и направленность дискуссий. В мае 1983 года диктор московского радио Владимир Данчев в серии из пяти передач постоянно осуждал советскую агрессию в Афганистане, призывая повстанцев не складывать оружие. (Видимо недельная задержка в обезвреживании этого "буржуазного пропагандиста" была вызвана тем, что передачи велись на английском языке.) Тем не менее, этот факт сам по себе замечателен, если мы вспомним, что в официальной советской теологии не существовало никакой "агрессии в Афганистане", а существовало лишь "оказание интернационального долга". Тем не менее в условиях советского режима, опиравшегося на систему жесткого силового, а не демократического контроля, сам факт протеста имел место. Посмотрим теперь на сходные события, вторжение Соединенных Штатов в Южный Вьетнам в 1962 году. Официальная американская точка зрения заключалась примерно в том же самом - Южный Вьетнам попросил Соединенные Штаты об оказании помощи в противостоянии агрессивной деятельности, которую якобы вел Северный Вьетнам. С тех пор несправедливый империалистический характер вьетнамской войны признан всей прогрессивной международной общественностью. Антивоенной движение в США в конце концов привело к тому, что американские войска были выведены. Однако напрасно на протяжении последующих двадцати с лишним лет Чомски искал упоминания в прессе об "американской агрессии в Южном Вьетнаме" - такого события просто не существует в американской истории. После помещения Данчева в психиатрическую лечебницу американская пресса продолжала активно писать об этом случае. Основным лейтмотивом всех статей была констатация того, что "этого не могло бы произойти здесь" (на Западе). Описанная ситуация с отсутствием в истории "американского вторжения в Южный Вьетнам" придает этой фразе и другой смысл. В Америке не было своего Данчева, хотя там ему не грозило наказание, которое по своей суровости соответствовало нашей психушке. Тем не менее даже в период расцвета антивоенного движения в США только очень незначительная группа интеллигенции выступала против войны по принципиальным соображениям, потому что эта война несправедлива. Большая часть интеллигенции и общественных деятелей выступила против войны уже после того, как это стало "можно" (поскольку против этого выступили предпринимательские круги), да и то по "прагматическим" причинам, из-за слишком дорогой цены, которую пришлось заплатить за войну. Проведенные уже в 1982 году опросы общественного мнения показали что доля принципиальных противников вьетнамской войны среди интеллектуалов была гораздо ниже, чем среди населения в целом. Безусловно, столь краткое изложение некоторых моментов, касающихся действия пропаганды в демократических обществах страдает некой схематичностью. Оно безусловно не заменит более подробного знакомства с идеями Ноама Чомски. Более того, учитывая тенденции последних лет, в частности становление "нового мирового порядка" (также ставшего объектом внимания Чомски), нельзя до конца разобраться в том, что представляет из себя открываемый нами сегодня "демократический мир" не беря в расчет глобальные процессы. Говоря коротко, укрепляющаяся сегодня мировая система так же далека от демократии, как и описанные нами методы манипуляции. Как пишет Чомски "новый имперский век знаменует собой дальнейший отход в сторону авторитаризма в рамках формально демократической практики.
Your support is very important to us
Become a patron Send money
0


Write us at info@antijob.net

No comments

Create an account or sign in to comment